24 участника восстания на Сенатской площади погибли на Кавказе в 1825 году

14 декабря 1825 года – судьбоносный день в истории России. Поздний декабрьский рассвет вывел на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга восставшие полки. Противостояние между ними и правительственными войсками длилось несколько часов. Среди активных участников находился штабс-капитан Гвардейского генерального штаба Александр Корнилович.

Ему было на тот момент 25 лет. Уроженец Тульчина, что близ Могилева, он происходил из мелкопоместных дворян, поляков по происхождению, но русских по образу жизни и воспитанию. Окончив Одесский благородный институт, поступил в Московское училище для колонновожатых. Рано проявил большой интерес к истории, работая в московском, а позже и в петербургском архивах. В 1821 году Корнилович был переведен в канцелярию генерал-квартирмейстера Главного штаба в Петербург с зачислением в гвардию, где дослужился до штабс-капитана. С 1822 года уже преподавал в Корпусе топографов и Петербургском училище для колонновожатых. Несомненно, талантливый был молодой человек!

В архивах он сосредоточился на истории России XVII и XVIII столетий, что нашло отражение в его позднейших исторических трудах. Александр Осипович сотрудничает с «Сыном Отечества», «Северным Архивом», альманахом «Полярная Звезда», а в декабре 1824 года уже выпускает свой альманах «Русская cтарина», выдержавший в короткое время два издания.

В тайное общество Корнилович принят в мае 1825 года в Киеве на квартире князя полковника С. Трубецкого. В ноябре Корнилович поспешил из Киева в Петербург связным от «южан», которые ждали вестей из Северной столицы. Дни закружились в наплыве новых встреч. Он знакомится с Кондратием Рылеевым, квартира которого стала центром подготовки восстания, близко сходится с братьями Александра Бестужева (литературный псевдоним Марлинский) Николаем и Михаилом – морскими офицерами. Оживленно спорит с Вильгельмом Кюхельбекером и Иваном Пущиным – лицейскими друзьями Пушкина. Все они вышли на Сенатскую площадь, проявив решительность и смелость. Корнилович, например, предлагал отбить пушки, а после первого выстрела, когда картечь пронесется над головами, дать залп по артиллеристам.

…Корниловича приговорили к восьмилетней каторге. Однако в феврале 1828 года его, единственного из декабристов, вернули из Читинского острога. Поводом послужил... донос печальной памяти Фаддея Булгарина, который утверждал, что до ареста Корнилович передавал за границу важные государственные сведения! Имея в виду обширные знакомства Александра Осиповича в Петербурге. Однако следствие выявило необоснованность обвинения. Николай Первый приказал оставить его в Петропавловской крепости и разрешил писать «что хочет».

В стенах Петропавловки Корнилович трудился как историк, публицист и экономист с широким кругозором. Им закончена работа над исторической повестью «Андрей Безыменный», изданной отдельной книжкой - без указания имени автора.

В ноябре 1832 года Корниловича определяют в войска в Грузии, и он скачет в сопровождении фельдъегеря на Кавказ. В Новгороде радостное свидание после семилетней разлуки со старшим братом Михаилом, подполковником корпуса топографов. Потом он минует Воронеж, Новочеркасск, Ставрополь, Георгиевск, прибывает в Екатериноград. Из письма брату: «Без отдыха мчась день и ночь, когда на санях, большей частью на телеге, прибыли... в Екатериноград, казачью станицу у подошвы Кавказских гор, где поневоле ночуем в ожидании конвоя, который проводит нас до Владикавказа. Вещи мои все измялись, перетерлись, подмокли. Сам я весь покрыт сыпью, с распухшими веками. Теперь должен проститься с тобой и двинуться под прикрытием конвоя с орудиями через Кавказские горы». На этом прекращается первая часть письма. Окончание последовало уже из Тифлиса: «...Поеду в Кахетию, в урочище Царские Колодцы, куда определен рядовым в пехотный Эриванский полк графа Паскевича. Царские Колодцы – это солдатская слобода, тянущаяся верст на шесть, с несколькими каменными зданиями, кои воздвигнуты солдатами и принадлежат нашему полку… Друг мой. До сих пор мне ничего не нужно, но заранее прошу тебя запасаться для меня сочинениями о Кавказе. Они мне много пригодятся. Пришли мне пока самый полный и новый каталог русских книг…».

Он рассчитывал на скорое производство в прапорщики, что дало бы возможность вернуться к литературной деятельности. Однако даже производство в офицеры не давало декабристам, сосланным на Кавказ, свободы от службы. В середине января 1833 года в Царские Колодцы перевели из Астрахани декабриста, унтер-офицера, князя Валерьяна Голицына. Это обрадовало Корниловича: «Недавно я встретил здесь одного старого моего знакомого, товарища по несчастью Голицына, с которым теперь вместе и проживаю. Таким способом, в компании с ним и время проходит веселее и жизнь обходится значительно дешевле. Мы живем сейчас в тесноте, в крестьянской избе, где двум с трудом можно повернуться».

Счастливым событием для них стал приезд в Царские Колодцы в апреле 1834 года А. Бестужева-Марлинского. В письме к брату Александр Осипович пишет: «Я давно, очень давно не был так весел, так счастлив, как последние три недели. Слушай. Во-первых, я виделся с Марлинским, которого ты знаешь, верно, если не лично, то по сочинениям. Мы одних лет, вместе росли, вместе жили в Петербурге и провели лет пять неразлучно. Затем, замешанные в том же деле, постигнутые одинаковой судьбой, не видались с рокового дня 14 декабря 1825 года. Он служил в Дербентском линейном батальоне, переведен в Ахалцыхский (Грузия. – Прим. автора.) и, следуя к месту своего назначения, решился отдохнуть от долгого конного пути у нас в Царских Колодцах. Суди, как радостно было свидание после столь долгой разлуки…».

Общение со штабными офицерами в Тифлисе открыло ему глаза на его положение. Он убедился, что только участие в боях, только пролитая кровь на полях сражения смогут дать повод начальству ходатайствовать перед Николаем Первым о производстве его в офицеры.

Последней весточкой Корниловича было письмо от 31 июля 1834 года: он извещал о том, что 1 августа его полк тронется в поход в Дагестан. В этом письме сквозят надежды на лучшее будущее, и вместе с тем тревога о том, что это будущее предвещает.

24 августа Корнилович получил предписание состоять ординарцем при главнокомандующем во всем Дагестане генерал-майоре Ланском, а на следующий день, 25 августа, внезапно тяжело заболел и скончался в ночь на 30 августа от желчной горячки на берегу Самура.

В Дагестанском походе рядом с ним был Валерьян Голицын, ставший свидетелем кончины друга. В декабре 1834-го Голицына перевели на Кавказскую линию в Кабардинский полк. Так он оказался в Ставрополе, откуда писал брату Корниловича Михаилу о том, что могила друга находится в поле у дороги и может затеряться...

Несколько лет назад в Ставропольской краевой библиотеке мне попалось на глаза краткое сообщение в журнале «Литературная Грузия»: оказывается, впоследствии декабриста перезахоронили в Тифлисе на Петропавловском кладбище. Но поскольку тогда я еще не работал над темой декабризма, увы, не записал подробности. Надеюсь, воспоминания меня не подводят и вскоре удастся найти им подтверждение. Как известно, на Кавказе служили десятки декабристов. 24 из них здесь погибли в боях или умерли от болезней. Среди них – молодой ученый и офицер Александр Корнилович.

Виктор Кравченко, член Союза писателей России